Франция в XIX веке

Франция в XIX веке

В XIX – начале ХХ века значительная часть французского населения представляла собой бескультурных, диких и неграмотных жителей. Они даже не знали французского языка! Кто же эти люди?

Авторы, которых принято считать постсоветскими и либеральными, часто расписывают ужасы жизни, которая протекала в деревнях России, но из-за умолчания принято считать, что сельская местность в других странах иная и жизнь там совершенно другая. Для того, чтобы избавиться от этой фигуры умолчания, можно прочесть главу из Peasants into Frenchmen: The Modernization of Rural France (1870-1914). В ней изложены размышления парижанина, который проезжал в 1840-х годах по Бургундии. Он думал, что для того, чтобы посмотреть на дикарей, не надо ехать в Америку. И это реально, так как есть свидетельства о том, что большую часть территории Франции в XIX веке заселяли дикари.

Если не углубляться в прошлое: в 1831 году префект с департамента Арьеж сделал описание людей, которые жили в долинах. Он назвал их дикими. Офицер, служивший в 1840 г. в сухопутных войсках, увидел Морвана – жителя Фура, который мог издавать только вопли, что были похожи на звуки диких животных. В 1843 году батальон пехоты пересек департамент Ланды с его болотистой местностью, он проходил ближе к северо-восточной стороне от города под названием Дакс. Во время этого похода были обнаружены буйные отсталые дикари, да и вся территория региона была дикой, сплошь трясина, заросли и болота.

Барон Ж.Э.Осман в 1832 году осуществил визит в муниципалитет Уёль, который расположился с юго-западной стороны в департаменте Ло и Гаронна. Он не увидел там ни одного ориентира или дороги, поэтому пришлось полагаться на компас. Он видел на территории лишь достаточно неглубокие болота.

В 1857 году началась высадка насаждений из сосны, которая известила о приходе новой эпохи, точнее о ее далеком начале. Ссылки на изобилие дикости подразумевали и описание ландшафта, и условий жизни, и населения. Пилигримы, которые паломничали в собор Сантьяго-де-Компостела, боялись этих земель, потому что здесь нет ни еды, ни питья.

Тэн в свое время сказал, что отдал бы предпочтение пустыне вместо этих земель. В 1874 году были опубликованы «Общие статистические данные по департаменту Жиронд» (Statistique generale du departement de la Gironde) Эдуарда Фере и в это время воспоминание об осушении болот Медока еще были свежими, население Бордо помнило пережитые лихорадку и стоячие водоемы. Торфяники, который занимали огромную площадь и расположились на юге Бордо, были дикими и способствовали распространению пеллагры и лихорадки среди таких же диких жителей.

Территория от Бордо до Байонны была дикой местностью. Нетронутой была природа и от острова Йе, который расположился рядом с Атлантическим побережьем, до департамента Дром, что находится в восточной стороне и где в 1857году один полковник изъявил желание построить железную дорогу, которая бы улучшила жизнь местным обитателям.

Жители города Тюль крестьян прозвали порочными, священник в департаменте Коррез, который был выходцем из простого люда данной префектуры и сослан в приход к селянам, сожалел и говорил о том, что крестьяне представляют собой порок, который был чистым и не ослабевал, а наблюдался он со всей природной жестокостью. Жозеф Ру записал интересное наблюдение, что относится к периоду Третьей Республики и было отражением единого мнения. Он говорил, что житель села любыми своими чертами выражал горе и страдание, так как имел неуверенный и робкий взгляд, безучастное лицо и медленную неуклюжую походку.

Не будет удивительным тот факт, что землевладелец, который проживал в 1865 году в регионе Лимузен, пользовался терминологией, которую еще 200 лет назад использовал Лабрюйер.

Бунты народа, происходившие в декабре 1851 года, оставили и свои характеристики. Слово «дикарь», которое могло оскорбить любого, считали клеветой, и за это можно было притянуть к ответственности в суде в виде заключения в тюрьму или штрафа. В начале 1860-х годов дикость уже на территории департамента Ньевр снижалась, но в 1870-х годах существовала еще на территории Сарты. В Бретани в 1880-х годах дети шли в школу, не зная ни одного французского слова, они были дикими и грязными.

Один музыкальный фольклорист, который собирал материалы и странствовал на западе от департамента Вандея и до самых Пиренеев, говорил, что местные жители похожи на детей и дикарей, которые подобно первобытному народу могли ярко выказывать чувство ритма. О сельской дикости говорилось и в 1903 году в путевых очерках одного автора, который был поражен этой дикостью и хижинами, в которых жили местные, после визита в регион Лимузен, что находится на севере возле города Брив-ла-Гайард.

Цивилизация наравне с воспитанностью – это городские явления. Именно цивилизации и не доставало крестьянам. В 1850 году был принят закон Грамона, который гласил о том, что тот, кто плохо обращается с животными, совершает правонарушение. Этот закон помог приблизить к цивилизации детей и людей. В 1850-х годах это было обязательным. Священник, который проживал в регионе Бьюс, говорил, что воспитание – это самая огромная нужда его прихожан. На территории департамента Верхняя Лаура лодочники с реки Алье имели удивительно высокий уровень культуры, так как им было доступно общение с более культурными людьми, а именно – с представителями иных наций, следовавшим в Париж. Коммуна Мен-Дидье аналогично превратилась в место покультурней, так как имеема торговые отношения с городом под названием Сент-Этьен. Путеводитель, который выпущен в 1857 году, гласил, что цивилизация едва дошла и до деревень с плоскогорьем Морван. Военные инспекторы с проверками говорили о таком же состоянии и на территории департаментов Ло и Аверон.

Доклады школьных инспекторов в 1860-1880 годах имели ссылки о культурном прогрессе среди населения и о том, что местные школы в этом играли огромную роль. Какие значение имели эти отчеты? Они были отражением преобладавших убеждений в том, что некоторые районы не были цивилизованными, т.е. они интегрировались к цивилизации французов.

Нужно было обучить их морально, нравственно. Им следует знать грамоту и французский язык, а также иметь знания о Франции, как о правовой структуре.

Леон Гамбета в 1871 году писал, что крестьяне в интеллектуальном развитии отставали на несколько сотен лет от тех, кого считали просвещенными жителями. Разница была огромной между говорящими на французском языке и теми, кто бормочет на нем. Для культурного приобщения первых их следовало интегрировать в общество, культуру и экономику Парижа.

Основываясь на доклады о прогрессе, что уже достигнут, то в 1880 году цивилизации еще не было в глуши департамента Морбиан, поэтому он и не похож на всю Францию, но вот в департаменте Ардеш грубость, вульгарность и дикость во нравах становились более культурней, а территорию Атлантического Запада полностью завоевала цивилизация. До периода, когда кампания успешно закончится, люди с сел будут представлять собой грубый и незавершенный набросок настоящего цивилизованного человека.

Это был незаконченный набросок и для этого были все основания. Абориген в культурном и политическом плане считался практически животным или ребенком, которого диким считали все, даже те, кто проявлял к нему симпатию. Стендаль писал в 1830 году о треугольнике, что существовал между такими городами: Бордо, Байонна, Валанс. Здесь люди были другими, они верили в существование ведьм, не читали и не говорили на французском языке. Флобер во время прогулки коммуной Распорден в 1846 году описывал крестьян, которых встречал. Они подозрительны и беспокойны, спешат попасть за город и шарахаются от непонятных их уму явлений.

Но Флобер хоть был проницательным, все же ошибался, так как судил о крестьянах только по их поведению на территории города, т.е. том месте, где те бывали очень редко. Здесь они были стесненными и неуверенными. Из-за этого крестьянин также мог смущать и жителей города, которые думали о нем так же, как и он о них, т.е. недоверительно. Один автора в 1860-х годах проводил наблюдения за крестьянами с юго-запада. Он думал, что те его боялись и недолюбливали, поэтому боялся их и презирал одновременно. Помещик, который был местным в Нанте, тоже заметил, что взгляд крестьян на него был подозрительным и ненавистным.

Крестьянина считали суеверным эгоистом, который не умел логически рассуждать. Он равнодушно относился ко всему окружающему, особенно к красоте. Горожане, что не понимали речи крестьянина, его недолюбливали и могли преувеличить его дикость.

В средине XVIII века вышла всем известная Энциклопедия, в которой была описана общепринятая точка зрения: многие абсолютно не замечают различий между подобными людьми и животными, каких они эксплуатируют для возделывания земли. Это мнение уже давно известно и будет еще на протяжении длительного периода актуальным. Анри Антуан Жюль-Буа писал, что в период Революции представители национальной гвардии на территории графства Мэн с презрением относились к варварам селе и по возвращению даже имели ожерелья, которые состояли из ушей и носов. Историки XIX века департамента Вандея отрицали то, что жители деревень имели какие-то цели и идеи, кроме полученных из внешних источников. Повторяющаяся периодически тема в различных дискуссиях, что касались культуры масс, сделала вечным понятие о бессмысленном болване с непоследовательностью мышления, если оно вообще у него было.

Тех, кто собирал фольклор в начале XIX века, поддавали критике из-за проявленного интереса к низшим классам жителей или к местному говору, который не является достойным внимания, а тем более почтительного отношения. В 1871 году с целью унизить большинство представителей Национальной ассамблеи Республиканцы отнесли их к сельским жителям.

Жители сел и сами понимали, что быть селянином – это унизительно. За грех принималась еда и походка крестьянина, что способствовало активной продаже коробейниками небольших сборников правил этикета. Но были и те, кто просто думал о существовании двух видов. В Лангедоке люди без привилегий были и сами себя считали низшим видом, т.е. девушка из села невысокого роста, худенькая и со смуглой кожей принадлежала к «другой расе» в отличие от ее сверстницы из города.

Результат этой веры в различия – поступки деревенских повивальных бабок. Они новорожденному специально сминали череп, чтоб он был не маленькой круглой крестьянской формы, а наоборот более вытянутой, так как это присуще городским жителям.

На территории Нижней Бретани, той части Бретани, которая славилась более сильными традициями местных крестьян называли словом pemor, хотя изначально оно называло мужлана. Таким способом это слово и появилось в бретонском языке. И это далеко не одно слово, которое пережило подобный путь. Вообще название «крестьянин» имело оскорбительный смысл, и при первой же возможности люди хотели изменить свой статус. В 1890 году путешественник из Англии заявил, что заметно реже употребляется это слово, а вместо него появилось «земледелец».

Принадлежать к крестьянам считалось постыдным, так как они были бескультурными. Крестьянин соглашался с теми, кто упрекал его в недостатке чего-то ценного, а также с тем, что все с Парижа желанное и превосходит над остальным.

Со стороны бретонцев получали упреки те, кто пытался подражать изысканности тона и имел говор, похож на французский. А восхищались они благородными, легкими и непринужденными людьми. С двойственностью, которая была явной и представляла собой повторяющийся феномен, придется еще столкнуться в дальнейшем.

Для осознания собственной неотесанности крестьянину нужно было хотя бы иметь малейшее представление об обратном. А для этого нужно время. Париж отдельно и Франция в целом являлись смутными и далекими. Так, в 1850-х годах крестьяне, принадлежащие департаменту Арьеж, о Лувре думали, как о фантастическом сказочном дворце, а королевскую семью – героями сказок.

Наше сообщество

Подписка на новости